Клайв Стейплз Льюис - «И снова Бард…» К 400-летию со дня смерти Шекспира
Но, возможно, мы изменим Дорану. Есть такой не театральный режиссер, телесценарист и драматург Рассел Ти Дэвис, который сейчас снимает адаптацию «Сна в летнюю ночь» для Би-би-си, ее будут показывать в апреле следующего года. Мы очень ждем этого — Рассел Ти Дэвис тоже отличается великой любовью к Шекспиру, у него очень острое чувство драматизма, и мы, возможно, возьмемся за его «Сон в летнюю ночь». Может быть, нам просто хочется комедии, потому что брать, скажем, «Макбета» после «Гамлета» — это умереть под грузом ответственности. Поэтому нам хочется чего-то полегче. Но то, что третья книжка в серии будет, я очень и очень надеюсь.
Сергей Радлов[349]
О Полном собрании сочинений Шекспира
Проект Университетского издательского консорциума, Санкт-Петербург
Современный читатель, спросив всеведущую сеть о русских шекспировских собраниях, получит разнообразные предложения.
Антикварное дореволюционное Собрание под редакцией С. Венгерова (1902–1904), восьмитомники, выпущенные «Academia» (1937) и «Искусством» (1957–1960), оба с эталонными переводами и подробными примечаниями, иные издания советских лет, уже не столь убедительные, и далее — новейший подарочный Шекспир в шелке и коже ручной выделки или бюджетные варианты полного наследия Барда: пухлые книги с очень мелкими буквами, сильно затрудняющими знакомство с текстом…
Разумеется, не выбор кегля и дизайн переплета являются главными проблемами шекспировского книгоиздания в стране.
По причинам экономического свойства многие российские издательства выпускают в свет те переводы Шекспира, что уже не охраняются авторским правом.
Уход переводчика из жизни более чем 70 лет тому назад зачастую оказывается вполне достаточным основанием, чтобы в анонсе издания именовать его труд — выдающимся, конгениальным оригинальному произведению.
Пытливый читатель поверит не щедрым прилагательным, а мнению авторитетных филологов, но значительная часть российской аудитории покупает активно переиздаваемые шекспировские переводы XIX — начала XX века (Н. Гербеля и других). В результате «аморфность поэтической формы, отштампованность стиховых формул» (определение Е. Эткинда) простодушно воспринимается как родовая черта шекспировского языка.
Не менее серьезная проблема заключается и в качестве подготовки текста — шекспировские издания самых разных переводов изобилуют немыслимыми ляпсусами. Ограничусь двумя примерами из единственного на сегодняшний день полного издания переводов Осии Сороки, вышедшего в свет в 2001 году.
Вторая сцена второго акта «Ромео и Джульетты», начало монолога Ромео:
Над шрамами смеются только те,
Кто сам ни разу не изведал раны.
В окне появляется Джульетта.
Но тсс! Что за сиянье там в окне?
В данном случае легко догадаться, что третья строка, пусть и набранная по недосмотру тем же шрифтом, что и остальные, все же является ремаркой, а никак не словами заглавного героя.
А вот диалог из шестой сцены второго акта «Антония и Клеопатры» (в том виде, в каком он напечатан) может и дезориентировать читателя.
Помпей
Руку дай пожать.
Ты мне всегда приятен был. Я видел
Тебя в бою — ты зависть вызывал
Своим бесстрашием.
Энобарб
А ты мне был
Малоприятен. Но и мне случалось
Тебя хватать, когда твои дела
Ту похвалу раз в десять превышали.
А ведь ответ старого воина Энобарба не столь интимен — у переводчика, в абсолютном соответствии с подлинником: «хвалить», а не «хватать».
Я не случайно выбрал в качестве примера именно издание переводов О. Сороки — в нашем Собрании, первые тома которого должны выйти в текущем году, мы опубликуем все десять переводов шекспировских пьес, выполненных этим виртуозным мастером.
Искусственную задачу тотального обновления русского шекспировского канона мы перед собой не ставим, в издание войдут также и классические, общепризнанные переводы других шекспировских пьес. Уместно здесь заметить, что российские театры оказались прозорливее издательств, первыми оценив по достоинству поэтическую силу и богатство словотворческой лексики переводов О. Сороки. Поставленные по ним известные спектакли С. Женовача, Р. Козака, Ю. Бутусова, Д. Доннеллана, И. Поповски, С. Пуркарете доказали незаурядную проницательность переводчика в отношении не только языка, но и сценической природы шекспировского текста.
Трудно оспорить тезис, что именно искусству театра Шекспир обязан своим бессмертием. Разделяя эту точку зрения, мы сформулировали единый принцип оформления Собрания — фотографиями замечательных спектаклей различных эпох. Мы думаем, что портрет А. Фрейндлих — Джульетты или зафиксированная камерой мизансцена «Отелло» Э. Някрошюса вернее обогатят представление современного читателя о мире Шекспира, чем, например, иллюстрации прерафаэлитов.
Пользуясь случаем, мы выражаем глубокую признательность российским театрам и фотографам, помогающим нам в создании этого архива изображений.
Знаменитая едкая реплика Л. Н. Толстого о «неосуществленном намерении» удерживает нас от рассказа о второй по значению, после собственно текста произведений, части Собрания — об аппарате. Пусть читатели журнала простят нам эту суеверную скрытность! Надеемся, что подготовим добротные и оригинальные примечания, а также вступительные статьи, в которых Шекспир явится если и не «несметноликим», как пророчески и восхищенно назвал его Сэмюэл Тейлор Колридж, то и не унылым путником, следующим по протоптанному маршруту от бунта к смирению или от смятения — к гармонии.
В завершение о том, что мы считаем своим безусловным достижением на настоящий день, — это новые переводы, созданные по заказу Университетского издательского консорциума.
Полина Барскова перевела для нас стихотворение «Shall I die?», из всех шекспировских dubia вызвавшее едва ли не самую ожесточенную полемику.
«Иностранная литература» в 2012 году опубликовала сцены из «Комедии ошибок» в новом переводе Марины Бородицкой. Теперь мы предлагаем вашему вниманию фрагмент перевода «Двух благородных родичей», подготовленного для нас Светланой Лихачевой.
Уильям Шекспир, Джон Флетчер
Два благородных родича[350]
© Перевод и вступление С. Лихачева
От переводчика
Как следует из регистрационных записей Гильдии книгопечатников и издателей, а также данных титульного листа первого издания пьесы в 1634 году, трагикомедия «Два благородных родича» была написана «достославными знаменитостями своего времени, мистером Джоном Флетчером и мистером Уильямом Шекспиром, джент.». Дату ее создания определяют 1613–1614 годами, и, таким образом, «Два благородных родича» вместе с «Генрихом VIII», также сочиненным в соавторстве с Д. Флетчером, оказываются последними шекспировскими произведениями. Собственно, в соавторстве нет ничего поразительного, если вспомнить о многих подобных опытах драматургов елизаветинской поры, как и о том, что именно Джон Флетчер после ухода Уильяма Шекспира из жизни стал главным драматургом труппы «Слуги короля».
Однако спор о точной принадлежности сцен и актов в последней (или одной из двух последних дошедших до нас шекспировских драм) остается весьма актуальным для современных филологов и историков театра.
В самом ли деле, в соответствии с господствующей точкой зрения, Шекспиру принадлежит экспозиция пьесы — торжественное явление трех овдовевших цариц, пришедших к Тезею, герцогу Афинскому, с требовательной мольбой о начале новой войны с той единственной целью, чтобы похоронить тела мужей, павших при осаде Фив? Или подчеркнутая физиологичность описания мертвых тел, оставленных на поругание, в этой сцене вкупе с аффектированной речью героинь характерны все же не для позднего Шекспира, а для его соавтора?
И действительно ли, как принято считать, те сцены, где дочь тюремщика, до беспамятства безнадежно влюбившаяся в высокородного узника, принимает неуклюжие ухаживания ровни себе — доброго и бестолкового жениха-простака, принадлежат перу Джона Флетчера? Быть может, в их забавных диалогах читатель уловит как раз шекспировскую интонацию.
Справедливо упомянуть в данном контексте и радикальную позицию Пола Бертрама[351], атрибутирующего пьесу как полностью шекспировскую.
Едва ли необходимо принимать ту или иную сторону в дискуссии об авторстве, но не могу не назвать сейчас славное имя Джеффри Чосера — «утренней звезды английской поэзии». Шекспир и Флетчер словно пригласили в «соавторы» создателя «Кентерберийских рассказов», взяв «Рассказ Рыцаря», открывающий знаменитый цикл, за сюжетную основу своей трагикомедии.
